Путешествие сначала должно случиться у тебя в голове. Когда сидишь, рассеянно листая газету, и вдруг понимаешь: боже мой, ты сейчас должен быть в Новой Зеландии. Или уписывать лобстеров в Таиланде. На худой конец читать автобусное расписание в Южной Каролине... Только в этом случае путешествие доставит истинное удовольствие.
Катерина Лагода, фото автора
Пролог
У меня все должно было начаться с Греции. И никак иначе. С бело-синей Греции.
Анна, мой агент, удрученно разводит руками: «На Санторини чартеров нет. Может, все же поедешь на Гоа? Там как раз сезон начинается…»
Но я непреклонна. Первой визой в моем загранпаспорте должна стать греческая…
И вот уже несколько дней мы мечемся между турами на Корфу, Родос и островную Грецию.
За темными окнами моросит промозглый осенний дождь, и нестерпимо хочется есть после тяжкого дня в офисе.
Со вздохом я сдаюсь. Остается малопривлекательный кишащий туристами Крит. Только там в октябре море еще не остыло. «И там тоже есть бело-синее, — вяло уверяет мой агент, — я на картинках видела». Я без энтузиазма прошу: «Хотя бы зашлите меня подальше, туда, где туристов поменьше».
И меня послали. Одну, с нетвердым знанием английского языка, с третьего класса не летавшую на самолетах. В такую глушь острова, о которой скромно умалчивают «Гугл-мапс», где не встретишь русских, где на пляжах реют голубые флаги, а местным жителям и дела нет до всей остальной Греции.
Пункт назначения: южный Крит, деревушка Agia Fotia и неизвестный Рунету отель.
Все было зыбко, как мамин кисель, и прекрасно, как истории Кэрролла.
Это вам не Греция
Мило опоздавший хрупкий греческий самолетик тревожно скрипит и покачивается, не внушая никакого доверия ни мне, ни остальному десятку пассажиров. Нас так мало, что каждый занимает по целому ряду кресел, и, укрывшись одеялами, мы погружаемся в сладкий сон.
Проснувшись, глазеем в иллюминаторы на бескрайнюю воду под брюхом самолета и закусываем неаппетитным ланчем греческой авиакомпании. В Интернете все дружно предупреждают о безвкусности массового общепита в Греции, поэтому я взяла путевку в отель лишь с включенным завтраком, твердо вознамерившись посещать в остальное время таверны.
Синюю гладь внизу нарушает цепь островов, и жить становится интереснее.
Крит — самый крупный и самый южный греческий остров в Средиземном море, омываемый тремя, а по версии особенно сведущих картографов — четырьмя более мелкими морями. Славен развалинами Минойской цивилизации и космополитичным нравом. Остров периодически захватывали то римляне, то арабы, венецианцы или турки. Следы их пребывания разбросаны по всему Криту и в умах островитян. Лишь после кровопролитной борьбы в конце XIX века Крит стал независимым. Правда, в 1913 году его уже присоединили к Греции.
«Но, — убежденно заявляет мне таксист, мастерски лавируя по критским кручам, — Греция это Греция. А Крит это Крит». Мы едем из аэропорта Ираклиона. Точнее так: раскидав всех туристов по отелям, меня последнюю высаживают из автобуса на дорогу, где критянин Йоргос заботливо запихивает мои чемоданы в свой мерс с кондиционером — ехать нам еще не менее часа.
Я приуныла. Конечно, все здорово, заграница первый раз и все такое. Но, во-первых, нигде не видно Бело-Синего. Все кругом пыльное, пальмы пожухлые, мельницы декоративные, а дорога на острове представляет собой серпантин, по которому возможно передвигаться исключительно на авто (я же — пешеход без автомобильных прав!) А во-вторых, Ираклион, промелькнувший за окнами, показался мне страшно «не греческим» и грязным.
Из динамиков льются мелодичные критские песни с турецким акцентом. Местность за окном веселеет: здесь уже более чисто, более провинциально и более «гречески».
Йоргос болтает без передышки. Возмущенно фыркает, рассказывая о моей гостинице. Теперь я знаю, что это не настоящий греческий отель, потому что его содержит выходец с Кипра, что, по мнению Йоргоса, уже наводит на серьезные подозрения.
Одной рукой он придерживает руль, а второй машет по сторонам и сверлит карту, рассказывая, где я могу загорать topless, а куда лучше не ходить. Учитывая, что мы проносимся мимо этих мест с приличной скоростью, а моя скорость восприятия английского с ней не совпадает, я лишь благодушно поворачиваю голову из стороны в сторону и изредка вставляю свое «йес».
Расстаемся мы большими друзьями опять же посреди дороги. Да, меня снова высаживают посреди дороги, так как с одной стороны у нее — обрыв и море через 200 метров, а с другой — мой отель, прилепившийся к скалам наподобие ласточкиного гнезда.
Ясас! (Здравствуйте!)
Это вам не Черное море
Владелец гостиницы киприот Андреас в сопровождении своих пушистых собак торжественно вручает мне ключи от «лучшей комнаты на свете». Свесившись с балкона, можно наблюдать горы, огромную террасу с бассейном, баром и полным отсутствием гостей и кусочек сверкающего моря.
Вид последнего заставляет меня лихорадочно вскрывать багаж в поисках купальника. На спуске к морю я обнаруживаю, что вся Agia Fotia — это лишь пара домов и белоснежная церквушка в чаше долины. Через пять минут я встречусь с Ливийским морем, и… с этого момента моя прошлая жизнь оборвется легко и беспощадно.
Ибо море всесильно. Прибой ставит на колени не только меня, но даже могучих стариков, которые, сдавшись, валятся со смехом в прибрежную гальку и перекатываются в волнах прибоя вместе с внуками.
Если не боишься, то по острым крошащимся камням побережья можно горной серной проскакать вправо, покидая бухту и открывая новые горизонты. Кораблекрушительная вода тут тщетно свирепствует среди камней, изредка выплескиваясь в крошечные заводи с песчаными пляжами, мирной гладью и невидимыми рыбками, падкими на человеческие пятки.
Лишь здесь, неудобно примостившись под палящими лучами солнца на шатком валуне, с шипящим далеко под ногами морем, ты вдруг постигаешь весь смысл недочитанной на ночь «Одиссеи».
Где же еще, если не в Греции, появляться богам и героям — рожденным в схватке с водой, обласканным солнцем и пеной морской?..
На обратном пути у развилки я встречаю любопытный образец местного гостеприимства и крестьянской хитрости: две таблички с надписями Taverna и стрелками в противоположные стороны. Спустя несколько дней выяснится, что обе ведут в одно и то же заведение, но разными дорогами.
Как это часто встречается, кафе держит семья: мама готовит, владеющие английским дети накрывают на стол, отец смотрит телевизор, а старики помогают ухаживать за огромным участком с гранатовыми, лимонными и оливковыми деревьями. Всю родословную и более-менее значимые события в жизни семьи легко проследить по стене с фотографиями, которую можно встретить — на кухне или в гостевом зале — практически в каждой таверне Крита.
Наугад ткнув в меню, съедаю какие-то потрясающие пельмени с сыром внутри (кажется, они называют это пирожками), в ужасе созерцаю огромную чашку с нарезанным шпинатом и чесноком (я ЭТО заказала?!) и, заедая все хрустящим домашним хлебом, первый раз неуверенно произношу: «Эфхаристо!» (Спасибо!).
Каждый последующий день перед встречей с дедушкой из «своей» таверны я старательно достаю замусоленную бумажку из шорт и разучиваю пару новых фраз на греческом. Он слишком стар, чтобы говорить по-английски, и потому лишь приветливо улыбается и кивает головой, слушая мои потуги сказать приятное.
Это вам не Европа
В отеле мне преподносят две новости: первая гласит, что по случаю Дня туриста местные власти Иерапетры пригласили всех отдыхающих в округе на праздник. Вторая выглядит как приветливый болгарский парень Красимир, работающий в отеле и единственный (о чудо!) говорящий здесь по-русски.
Иерапетра — самый южный город Европы. Широкая мощеная набережная тянется вдоль роскошной бухты, упираясь в старую турецкую крепость и рыбацкий порт. Говорят, что однажды, проплывая мимо Крита в Египет, в городе переночевал сам Наполеон Бонапарт. Оставшись неузнанным, утром он покинул дом приютившего его горожанина. И лишь записка под подушкой сообщала с французским пафосом: «Если вы хотите узнать, кем был ваш гость, знайте, что мое имя — Наполеон Бонапарт». Правда это или нет, но дом, где якобы останавливался Наполеон, до сих пор показывают туристам.
В Иерапетру мы выезжаем затемно, ибо ночь наступает сразу, как только солнце скатывается за гору. Праздник для туристов заключается в пире на площади и последующей культурной программе с песнями и плясками. Увидев, как немцы, голландцы и англичане набрасываются на бесплатное угощение, мы с Красимиром, переглянувшись, откалываемся от голодной интернациональной толпы. Мне надо обязательно увидеть дом Наполеона, а Красимиру — наговориться со славянской душой.
«Я покажу тебе Иерапетру», — торжественно сообщает мне новый друг. И мы помчались. Мимо многочисленных кафенио с запахом терпкого фраппе и дедушками, которые горячатся и жестикулируют, играя в нарды. Мимо стульев и телевизоров, вынесенных на улицу вместе с их владельцами, и непонятно, что их интересует больше — сериалы или жизнь вокруг. Мимо мрачного дома Бонапарта с решетками на окнах, найденного по подсказке прохожих. Мимо детей, гуляющих в городе далеко за полночь — ведь никто в Греции не посмеет обидеть ребенка. Мимо запыхавшейся женщины, приехавшей ночью в магазин, чтобы купить килограмм лимонов. На мой озадаченный вопрос: «Зачем?!», она охотно объясняет: «Сели ужинать, хватились — а лимонов нет». Ибо лимоны здесь подобны хлебу — ни одно яство не проходит контроль, не будучи орошенным лимонным соком.
«Это Катэрина, она приехала из России», — важно сообщает Красимир всем, кто попадается нам по пути. И незнакомые мне люди улыбаются, учат считать и здороваться по-гречески и желают всяческих благ на прощание. Красимир затягивает красивую греческую песню, я — русскую. Мы трезвы и счастливы, и, кажется, наш День туриста определенно удался.
Совсем утомленные, мы оказываемся на молу. Рядом темнеет старая-старая крепость, лодки пахнут рыбой, а холодное море яростно бьется о пристань.
Мы одни в эту ночь на краю Европы: за спиной — сто веков, впереди — Африка.
Это вам Крит
— И не покупай ничего у албанцев! — кричит в телефонную трубку мой далекий опекун Анна. — Обманут, черти!
— А как их узнать?
— Хм… Гхм… Ну да, ты и не узнаешь, наверное.
Базарные дни в критских городах проходят по определенным дням. Самый крупный — в Ираклионе по субботам, в венецианском Agios Nikolaоs — по средам. Мелкие городишки не отстают, и практически в любой день недели можно отправиться на один из местных рынков.
Сам рынок скорее напоминает встречу старых друзей, нежели место торговли. Среди живописных гор тряпья, парфюмерии, винограда, томатов, оливок, цветов и целебных трав обнимаются, болтают и торгуются не менее живописные персонажи: сельские старушки в траурных одеждах, кудрявые крепыши с непременной щеточкой усов и носом горбинкой, туристы со всех концов света и наверняка коварные албанцы…
Глядя на прилавки, я только диву даюсь, как эта скудная каменистая почва рождает столь аппетитное изобилие. Разгадка проста. Стоит подняться в горы — и на многие километры вокруг протянутся овощные теплицы и оливковые чащи, обвитые паутиной оросительных систем. Если летом здесь живут за счет туристов, то зимой — исключительно благодаря овощам и благословенному оливковому маслу, которое вам охотно продадут и в уединенном монастыре среди гор, и в магазинчике бижутерии на городской площади.
Летом 2010-го даров земли было так много, что дорогие мои иерапетровцы обрадовали весь мир, приготовив двенадцать тонн греческого салата. К слову сказать, в России мы его готовим куда замысловатее и вкуснее. Тем не менее, простая закуска беспечных греков из свежих томатов, огурцов, феты и маслин, сдобренная изрядной дозой ароматного оливкового масла, кого хочешь сделает счастливым человеком, если съедена в маленькой таверне на берегу моря.
Интересна манера продавать у здешних продавцов. «Сорри фо май догс!», — восклицает обаятельная девушка с чесночным дыханием, чьи собаки припали к моим ногам. Мы с ней молча склоняемся над столом с украшениями-безделушками, перебираем вещицы, и она неторопливо рассказывает про историю каждой. Вдоволь налюбовавшись, переходим к другому столу. Ну и что, что ты ничего не купишь. Ты вернешься. Очарование историй и легенд об искусных жителях Салоников, кузнецах, гончарах и стеклодувах сильнее посулов самых невероятных скидок.
Как бы бойко ни шла торговля, к двум часам дня жизнь на улицах замирает. Сиеста — тихое время. Редкие горожане мирно дремлют за столиками кафе, глухо агукают совы, маленький паром Иерапетры везет порцию туристов к острову Chrissi с белыми песками, крутятся вертушки ветряных мельниц на плоскогорье Ласити, а где-то в отдаленном горном селении мой новый друг Димитриос задумчиво трогает струны своей бузуки.
Лучший выход в часы сиесты — взять напрокат машину и отправиться вдоль южного побережья Крита, где за день можно посетить до десятка пляжей. Разделенные неприступными горными отвесами, они разнятся, как греческие оливки. Городские и дикие, песчаные, галечные, спокойные и сердитые.
Деревушка Макриялос кажется скучной ровно до тех пор, пока не выйдешь на ее побережье. Это золотистая полоса идеального пляжа. Местные жители приходят сюда целыми семьями. Ребятишки с хохотом ныряют на мелководье. Девушки часами покачиваются на надувных матрасах прибоя. Старики нежат бронзовые тела в тени зонтиков, а богоподобные атлеты рассекают прозрачную толщу воды силой мышц. Сюда хорошо прийти ничегонедумающим и бережно растянуться в шезлонге. Просыпаться, шлепать пять шагов за столик кафе, выговаривать: «Тон каталогос, паракало» — и потом долго сидеть под раскачивающейся сеткой таверны, щурясь на море и жизнь.
Эпилог
Приходит сезон муссонов. Шквалистый ветер ругается со старыми корявыми оливами, треплет остров и неистово гонит по небу дождливые облака. По дороге с пляжа меня чуть не сносит с ног, а дверь в номере, кажется, того и гляди вырвет вместе с окнами.
Я прощаюсь с Красимиром, Андреасом и знакомыми немцами. Увожу с собой драгоценное масло, вино и тепло людей, которых здесь встретила.
Ранним утром за мной вновь приезжает Йоргос. Внимательно смотрит на меня, светлеет лицом, услышав мое правильное греческое «калимера». Занятно, но кажется, только русским в полной мере удается греческое произношение.
По дороге мы говорим обо всем на свете. Как правильно называются критские блюда, во сколько ложатся спать греческие дети, что показывают в новостях, почему немцы путешествуют группами. Все просто, объясняет Йоргос: привыкли работать как машины, где каждый лишь винтик, исполняющий одну функцию. Мы, греки и русские — не такие, мы все умеем сами.
Это незаметно, но греки много работают, говорит Йоргос. К его огорчению, на островах официанты в высокий сезон получают больше, чем специалисты с высшим образованием. По этой причине один из его сыновей не хочет учиться и сразу после школы собирается в армию, а второму пришлось уехать на материк, чтобы поступить в университет.
Я спрашиваю о причине такого количества мусорных контейнеров по обочинам городов, Йоргос хмурится и объясняет, что основные проблемы — от приезжих. Конечно, есть и албанцы, но если есть туристы — значит, будут мусор, пьяные и проблемы на ресепшн отелей, где некоторые европейские женщины требуют себе «греческих мужчин».
Рассказывая о своей семье, он улыбается. Определенно, дочка — лучше сыновей. Она хоть и маленькая, а уже жалеет отца, возвращающегося усталым с работы. Но в конце любого дня, как всякий нормальный критянин, он найдет время для того, поцеловать жену, поиграть с ребенком и поболтать вечером с друзьями…
На прощание Йоргос долго жмет мне руку и верит, что все в жизни у меня получится. Я не достаю чаевых из кармана — это вдруг кажется ужасно неловким. Иногда, расставаясь, надо всего лишь сказать: «Херетэ!» — «Будь счастлив!».
Приветствую Вас Гость | RSS